Никончук Н.Н. Святая простота. Глава 16.
2013-11-27 10:52:18
( наверх )
Глава 16. 1959-й. Прощание с Севером.
За полярным кругом крик белых чаек. Красят в разный цвет дома в Мурманске. Цапли кранов не скучают – корабли в порту встречают И с бакланами играют на песке. (О.Митяев)

  
Принудить зарвавшихся империалистов можно только силой. Для этого нужно быть сильным. Нужна крепкая, закаленная армия, нужны мощные ядерные бомбы, нужны дальние стратегические ракеты. И страна Советов продолжала удивлять мировое сообщество, заявляя о себе все громче и громче. Космодромы и полигоны отрабатывали правительственные задания на все сто, испытывая и запуская в космос всё новые и новые ракетоносители. 2 января 1959 года первая многоступенчатая космическая ракета была запущена уже в сторону Луны. На очереди Марс, Венера… Что дальше? Но ведь в космос можно запустить не только Белок и Стрелок. Архангельский стратегический объект - ракетный комплекс «Ангара», строился не для собачек, и Америка это ясно понимала. Как снежный ком росли в северных широтах стартовые ракетные площадки, эшелонами завозилось соответствующее оборудование, всё новые и новые партии обученных офицеров пополняли списки боевых расчетов пуска. Но в СССР вдруг стало катастрофически не хватать цемента, угля, стали, продовольствия… Почему? Известный философский вопрос: Что делать? И кто виноват? В конце января открылся внеочередной XXI съезд КПСС. Виновников там тоже не нашлось. Семилетний план развития народного хозяйства до 1965 года включительно был бодро оглашен с трибуны. Цифры, диаграммы, призывы… Много там говорилось и о защите нашего Отечества. Армия по-прежнему была в почете. А может её урезать, тогда и хлебушек на прилавках появится. Вот и мораторий на ядерные взрывы в СССР уже принят! Надолго ли? Тем временем ракеты продолжают идти с заводских конвееров полным ходом, ракетчикам уже давно дан зеленый свет! А в пехоте пока тишь да блаж. Внешне ничего там и не меняется. Главнокомандующий Сухопутными войсками В. И. Чуйков по негласной традиции держит свои военные округа в страхе и в напряжении, не даёт спуску никому, особенно наседает почему-то на Северный. К чему бы это? Начали ходить слухи, например, что Северный военный округ скоро будет вообще упразднен. Угроза, мол, для нас если и пойдет, то с Запада, но в крайнем случае с Востока! Но только не с Севера. Ну, разве, что белые медведи полезут на материк. Пока угроза с Севера не материализовалась, а вот сокращение войск там уже началось. И если бы под разгром попал только Северный округ! Н.С.Хрущев уже давно для себя принял решение, он был морально готов ни к какому-нибудь, а к миллионному сокращению Советской Армии и Военно-Морского флота. Зачем они нам, мы и дальними ракетами всё решим в свою пользу, ядерное оружие намного эффективнее обычного!
***
Вернемся к воспоминаниям генерал-лейтенанта, бывшего начальника ядерного полигона Новая Земля Г.Г. Кудрявцева: Ночью в середине марта 1959 года телефонным звонком из Москвы меня вызвали к Главкому ВМФ адмиралу С.Г. Горшкову. Когда я вошёл в кабинет главкома, он тепло поздоровался со мной и подвёл меня к географической карте, висевшей на стене. „Вам известен этот район?“ — спросил главком, обводя его указкой по карте. — „Это архипелаг островов Новая Земля“, — ответил я сразу. — „А что там испытывается, знаете?“ — спросил он, как показалось мне, более строго, чем при первом вопросе. — „Только по слухам, товарищ главнокомандующий, да по отдельным американским сообщениям“, — ответил я, смутившись оттого, что я почти ничего не знал о Новой Земле и о полигоне, который там есть. Я ожидал других вопросов о полигоне, но он лишь спросил, как перенёс я перелёт на самолёте. „Отлично, товарищ главнокомандующий“, — ответил я ему без задержки. Главком продолжил: „Ну, этого для начала достаточно“. Мы подошли к столу. - „Начальник полигона и гарнизона на Новой Земле контр-адмирал И.И. Пахомов отзывается в Москву, а вместо него военный совет ВМФ решил назначить вас. Министр обороны Р.Я. Малиновский и в правительстве поддержали вашу кандидатуру. Как вы смотрите на это назначение?“ -„Товарищ главнокомандующий, решения не обсуждаются, — ответил я. — Для меня это большое повышение по службе, и я постараюсь оправдать ваше и военного совета доверие“. В Управлении ВМФ меня познакомили с основными документами по Новоземельскому полигону: секретными картами Новой Земли, с расположенными на них объектами, схемами боевых полей, штатным расписанием частей и соединений, входивших в состав полигона.

На третий день моего пребывания в Москве я был представлен начальнику Главного управления МО СССР генерал-полковнику В.А. Болятко. В этот же день с вице-адмиралом П.Ф. Фоминым я побывал у Министра среднего машиностроения Е.П. Славского … Он первый сказал мне, что мораторий на ядерные испытания продлится не менее года — полутора („его мы не собираемся нарушать“), поэтому у меня будет время, чтобы изучить обстановку, привыкнуть к полярным условиям. В конце апреля 1959 г. Министр обороны СССР Маршал Советского Союза Р.Я. Малиновский подписал приказ о моём назначении начальником Новоземельского полигона. В этот же день я вылетел к новому месту назначения. Перелёт на самолёте ИЛ–14 оказался долгим, с двумя посадками и заправкой самолёта в Архангельске и Амдерме. Во время полёта я большей частью находился в кабине лётчиков и наблюдал за впереди лежащей местностью. Вот мы пролетели пролив Югорский Шар, о. Вайгач, пролив Карские Ворота, приблизились к южной части Новой Земли. Удалось с воздуха посмотреть губу Чёрную, где в 1955 году был произведён первый подводный ядерный взрыв. В губе Чёрной, других заливах и бухтах был лёд, покрытый белым снегом, как и сама поверхность Новой Земли. А вот и белые медведи на нас бесстрашно взирают. Самолёт прошёл над островом Междушарским, губой Белушьей и через несколько минут совершил посадку на металлическую полосу аэродрома Рогачёво, где нас встретили начальник полигона контр-адмирал Иван Иванович Пахомов, Все были одеты по-зимнему, в соответствии с погодой. Через 40 минут, с трудом преодолев заснеженный путь, мы прибыли в Белушье, где размещался штаб и другие части полигона.
***
Низы нюхом чувствуют грозящие перемены. Вот и командующий Северного округа А.Т.Стученко это чувствует, на то он и командующий чтобы упредить предполагаемый на себя удар Чуйкова. Весной 1959 года, по окончании зимнего периода обучения, в заполярные полки в очередной раз нагрянула окружная комиссия. Командирам местных общевойсковых дивизий (116-й Ф. В. Чайка, 131-й Ягленко, 54-й…. ), командующему 6-й армией О. А. Лосику предстояло держать очередной экзамен перед командующим войсками округа. Пока всем скопом генералы отбились. Наступило короткое заполярное лето, можно служивых и в отпуска отправить, чем им ещё жизнь подсластить, пусть малость погреются на солнышке, витаминов поедят. Но виновнику недавних неудач 131-й дивизии, командиру 266-й мотострелкового полка Варенникову с этим не везёт. В отпуск не пускают. В начале лета 1959 года он вдруг «неожиданно» очутился в новых для себя условиях (с обжитого Мурманского мотострелкового полка его передислоцируют на дикий полуостров Рыбачий). Получай Валентин Иванович подарочек! Ты же уже знаешь Рыбачий как свои пять пальцев! Горькую пилюлю Варенникову подсластил Министр обороны Малиновский Р.Я., накануне досрочно присвоивший ему воинское звание «полковник». Из воспоминаний Варенникова В.И.: Прошли первые летние дожди — и снега как не бывало. А через несколько дней появилась и трава. Пришло судно и привезло нам на Рыбачий, по нашей заявке, телят. Естественно, пришлось около двух недель держать их на сене и комбикорме, заготовленных заранее. А уж потом, как лето у нас вступило в свои права, для них началось раздолье — вольная трава, простор, солнце... Лето для Заполярья выдалось теплое. А вся забота в полку была сосредоточена на солдатах и на разрешении житейских проблем, подготовке к зиме. В Заполярье настоящий хозяин готовится к зиме сразу, как растает снег. Прошло лето, наступила осень. В полку времени даром не теряли: заготовили много грибов, ягод, завезли с Большой земли овощей, солений. Позаботились и о сене. Стадо у нас было уже огромное. Бычки за лето вымахали капитально. Завезли также некоторые виды боеприпасов, горючее, кое-какие запчасти. Несколько дней у нас гостил наш командир дивизии генерал Ф. В. Чайка. В порядке ознакомления объехали с ним по береговому периметру весь Рыбачий. Его особо заинтересовали бухты на севере полуострова. Нам повезло: мы дважды наблюдали стада нерп (кольчатых). Это небольшое морское животное, разновидность тюленей. Они достигают одного-полутора метра и весят в пределах 50—70 килограммов. Когда смотришь на залив, складывается впечатление, что кто-то высыпал на воду футбольные мячи. И вот эти мячи периодически исчезают, а затем появляются вновь. Это и есть нерпы. Кстати, мы наблюдали забавный случай с ними. Мирно качавшееся на плавной волне стадо нерп вдруг одновременно рвануло к берегу и выбросилось на пляж. Мы находились приблизительно в километре на высокой части берега, куда обычно подступает вода только в период полного прилива (а сейчас была малая вода), и поэтому вначале ничего не поняли. А когда внимательно пригляделись и разобрались, оказалось, что в залив вошла стая акул и, словно волки, набросилась на добычу. Первым их заметил водитель с машины: «Так это же акулы! Смотрите— плавники торчат». Действительно, стая в пять-шесть акул, нагрянув в залив, а затем рассыпавшись по нему, стала бороздить его вдоль и поперек, как торпеды. «Это, видно, колючая акула, есть такое название, — продолжал просвещать нас водитель. — Онa небольшая, но хищная. А вот когда приходит гренландская акула — так та в несколько метров. Но у них у всех один прием — нападая на нерпу, они стараются отхватить у нее плавники или хвост, после чего нерпа становится беспомощной. Тогда все налетают, и от жертвы остается лишь пятно.
А что там о моём батьке слышно? Как-то быстро прошло двенадцать лет его заполярной службы. В начале августа 1959 года ему тоже пришла долгожданная плановая замена, но не на Рыбачий - его ждал Белорусский военный округ. 50-я гвардейская Сталинская дважды Краснознаменная орденов Суворова и Кутузова 2-й степени мотострелковая дивизия. Место дислокации дивизии – город Брест. Командир дивизии полковник Н.И.Арсеньев. К тому времени я уже закончил три класса начальной Печенгской средней школы, успешно осваивая незамысловатые для себя школьные предметы. Мать не слезала с меня, пристрастно контролируя каждый мой поход в «храм знаний». Благодаря привитому мне чувству ответственности учился я только на отлично. Как сложатся у меня дела с этим дальше? На что мне ориентироваться в этой непростой, и как я уже понял, нелегкой жизни? Что выбрать за профессиональную основу? Науку? Спорт? Искусство? Музыку? Кино? Историю? А может всё бросить и стать путешественником как Миклухо-Маклай? Батька мне советовал идти в военные, там оденут, обуют и накормят. Но я пока не разделял его взглядов, уж очень скованы эти офицеры дисциплиной: «Так точно! Никак нет!».
***
Наступило время прощания с удивительным Севером. Новая железная дорога увозит нашу семью в более умеренные южные широты. Поезд летит, стучит колесами. Уходят за горизонт заполярные сопки, стылые в вечной мерзлоте скалистые горы. Карельские березки и холодные непрогретые летним солнцем хрустально-чистые озера сиротливо остаются без нас. Мелькают не совсем пока знакомые, только что недавно построенные железнодорожные станции. Вот уже появилась и столица Заполярья - начинающий приходить в более-менее современный вид Мурманск. После Мурманска пошли более узнаваемые поселковые названия: Кола, Выходной, Кильдинстрой, Магнетиты, Оленегорск, Лопарская, Кица, Тайбола, Апатиты… (прим. автора: в окрестностях станции Кица военными строителями уже на тот период времени в тяжелых грунтах отрывались глубокие 30-ти метровые котлованы для стратегических Янгелевских ракет Р-14У с шахтными пусковыми установками. Это РВСН! В декабре 1959 года Ракетные войска стратегического назначения (РВСН) официально состоятся. А через три года в Кице будет поставлен на боевое дежурство один из ракетных полков Смоленской армии (24 рп – 40 рд). Позади остаются Кандалакша, Ковда, Лоухи, Кемь, Беломорск, Сегежа, Медвежьегорск, Петрозаводск… Достойные названия этих городов способны удивить любого ротозея своими историческими небылицами. Ну, например, у катаржанина, дошедшего до Кандалакшы, можно было уже без опаски снимать закованные на его ногах кандалы. Отсюда уже не убежишь, а если что – съедят звери. В горах, где медведи хозяева, и Медвежьегорску место нашлось. А вот заводские трубы дали название другому городу - Петрозаводск. «Долго будет Карелия снится…» - эта песня написана как раз про мои детские ощущения. На третьи сутки нашего пути, показался Ленинград. Этот город за прошедшие детские годы успел меня крепко влюбить в себя. Вокзалы, метро, троллейбусы, трамваи, светящие неоном ночные витрины магазинов и светофоры, зеленые огоньки такси… А музеи, выставки, соборы, исторические памятники? А какие почтенные дамы со своими кавалерами вальяжно ходят по Невскому проспекту! Всё это я зорко подмечал своим детским пытливым взглядом, по-своему оценивая увиденные сюжеты жизни счастливого советского народа. В Ленинграде, как всегда, останавливаемся у материной сестры Лидии Поликарповны. Тетя Лида всегда безотказна ко всем нашим просьбам, очень хлебосольна и обаятельна. Она также в свое время прошла северную закалку, пожила с нами в Титовке, хлебнула суровой заполярной романтики. Пока на кухонном примусе варится вермишелевый суп, Лидия Поликарповна быстро сноровистыми руками зажигает голубое пламя газовой колонки и включает кран подачи горячей воды. Кипяток быстро наполняет белую эмалированную чугунную ванну, пора уже и холодной водой его разбавлять! Мать достает махровое китайское полотенце и отправляет меня в этот не земной рай. Блаженство! Да разве можно эту чистую ванну сравнить с бабушкиной баней, топимой по «чёрному» у ручья в деревне Семечево! Два-три дня в Ленинграде пролетают для нас мигом. Последние отпускные приготовления в бывшей Российской столице, поездки родителей за гостинцами для родственников, покупками для себя… Отец с шурином всё на бакалею заглядываются, хотят закуски с выпивкой к столу прикупить, мать с тетей Лидой, глядя на местных модниц, ищут себе что-нибудь посовременней из одежды, поновей из обуви. Ну и я там, у них на хвосте болтаюсь, мне бы тоже чего купить! С замиранием сердца смотрю на приглянувшийся мне в прошлый приезд игрушечный автомобиль ЗИМ с инерционным маховиком. На прилавке он выделяется из всех игрушек, я его в своих мыслях давно вынашиваю. Ура! За отличную учёбу и примерное поведение мне его покупают в подарок. Ура! Я торжествую. Тем временем и корабелы Ленинграда торжествуют. Спущенный на воду атомный ледокол «Ленин» уже готов убыть на ходовые испытания в Арктику (уйдет 12 сентября). Вечером на Неве, ещё сверкающий от свежей краски, атомоход застынет в своих праздничных огнях, напоминая всем проезжающим мимо него зевакам седьмое чудо света! Атомный ледокол Ленин – первое в мире надводное судно с ядерной силовой установкой. Ледокол был построен в СССР, в первую очередь, для обслуживания Северного морского пути. Судно было заложено в 1956 году на судостроительном заводе им. А.Марти в Ленинграде. Cпущен на воду 5 декабря 1957. 12 сентября 1959 года уже с верфи Адмиралтейского завода он отправится на ходовые испытания под командованием П. А. Пономарева. 3 декабря 1959 года будет сдан Министерству морского флота. С 1960 года войдет в составе Мурманского морского пароходства. Благодаря большой мощности энергетической установки и высокой автономности, ледокол уже в первые навигации показал прекрасную работоспособность. Применение атомного ледокола позволило существенно продлить срок навигации. В 1966 было принято решение заменить старую трёхреакторную атомную паропроизводящую установку на более совершенную двухреакторную. Только за первые 6 лет эксплуатации ледокол прошел свыше 82 тысяч морских миль и самостоятельно провел более 400 судов. Ледокол «Ленин» проработал 30 лет и в 1989 был выведен из эксплуатации и поставлен на вечную стоянку в Мурманске. Сейчас проводятся работы по преобразованию его в музей.
По пути в Брест родители решили посетить ещё и Велиж. Родные для нас места, как мимо них проедешь. Старшая сестра матери Ольга Поликарповна - местная портниха, так сказать, свое ателье мод в квартире устроила. Она вся в деле, больше десяти лет обшивает местных бухгалтерш, учительниц, продавцов, судей… Даже наш приезд не позволяет ей расслабиться. Завтра к утру два платья клиентам надо сшить, а вечером на примерку придут уже другие местные заказчицы. Вот и пришли: адвокатша и жена какого то председателя. Раздеваются, меня не стесняются, а я тем временем подсматриваю за ними, мне же интересно как они будут мерить наметанный раскрой. Тетя Оля спешит, лишних разговоров вести не любит: -Где талию будем делать, а какой лиф вас устроит? Мне эти портняжные слова ещё незнакомы, говорили бы попроще между собой. Но когда в раздеваниях начинается самое «интересное», клиентки вдруг все начинают коситься на меня: -А ты малец выйди во двор, сходи погуляй пока, на улице свежий воздух…
Западная Двина. Семечево, Селезни, Наумовка, Проявино, Узвоз, Вырныши, Чернецово… Дышится здесь легко, поля в васильках, лен стелется шелковым отливом до горизонта, ржаные поля – точная копия картин художника Шишкина. Немного голодновато стало, с хлебушком проблемы наступили, не хватает в неказистых магазинах и других необходимых товаров. Три года как такого не было. Но что делать? Хрущёва то зачем винить? Очередь за хлебом мы с двоюродными сёстрами ещё с утра заняли, к обеду подвезут товар и каждому из нас достанется по две буханки черного и одной белого, больше в руки не дают. Зато пока будем идти из магазина в тётин Олин дом, можно будет и с теплой хлебной корочкой расправится. А ещё лучше, придя домой, на кухне, смочить ровноотрезанный хлебный ломтик водой и посыпать его сахарным песком. Вкус необыкновенный!
Август 1959. По пути в Брест мы заехали и на Родину матери, в г. Велиж. Наверное, в это время оптимизма больше всех было у меня.
***
Заканчивались 50-тые годы. Хрущёвская оттепель оказалась не такой уж и теплой. От неё почему-то больше веяло тревогой, чем спокойствием. НАТОвский агрессивный военный блок капиталистов продолжал расширяться вокруг границ СССР, Восточно-Европейские страны отгораживали всё новые и новые районы для размещения уже советских военных гарнизонов. Холодная война набирала обороты, да и мысль ощастливить все человечество коммунизмом не покидала идейных вдохновителей страны Советов. А вот к тем, кто будет противится, можно применить и военную силу! В предстоящих военных операциях по реализации своих целей, главную роль Генеральный штаб ВС СССР начинает видеть уже не в сухопутных войсках, а в новом виде ВС – Ракетных войсках стратегического назначения (РВСН). В ст.1 Боевого устава РВСН тех лет так и было записано: "Ракетные войска стратегического назначения - главный вид вооруженных сил СССР..." Именно в интересах этого вида войск начинают работать и остальные составляющие Вооруженных Сил. Многих выпускников летных, морских, танковых училищ уже ждет совсем другая, ещё неизведанная им воинская служба. Служба в диких лесных дебрях, степных песках, непролазных болотах… Но пока все это держится в строжайшей тайне…
В сентябре 1959 года по приглашению президента Д. Эйзенхауэра Н.Хрущев, будучи главой Советской делегации, посетил США. Это была первая встреча лидеров супердержав на американском континенте, где Никита Сергеевич представил в ООН план разоружения. Никакие экскурсии, банкеты и приемы не смогли сломить железную волю Никиты против идеологии буржуев. Поразили Хрущёва тогда только кукурузные поля. Свое мнение во взаимоотношениях с сильным соседом он выразил просто: никаких уступок, лучшая защита - нападение. Ну, а кукурузу лучше всего сажать квадратно-гнездовым способом! В конце поездки Хрущев провел переговоры с Эйзенхауэром в Кемп-Дэвиде. Международная обстановка заметно потеплела: Хрущев согласился отодвинуть сроки решения вопроса о Берлине, Эйзенхауэр предложил созвать конференцию на высшем уровне, которая бы рассмотрела этот вопрос. Встреча на высшем уровне была намечена на 16 мая 1960 года. Сразу же (30 сентября - 1 октября) Хрущев наносит визит в Пекин, где пытается убедить и Мао Цзэдуна в необходимости разрядки. Однако 1 мая 1960 года в воздушном пространстве СССР над Свердловском будет сбит разведывательный американский самолет У-2. Встрече было не суждено состояться. Мао также не стал нашим единомышленником. Интуитивно чувствуя, что поддержки со стороны посещаемых им «друзей» не предвидится, по возвращении из США в декабре 59-го Хрущев переходит от слов к делу, юридически оформив существование в СССР Ракетных войск стратегического назначения (РВСН). Если говорить точнее, ракетчики существовали и до этого момента, но входили пока в состав сухопутных (артиллерия) или авиационных (дальняя авиация) войск. Тайно законспирированные и засекреченные, РВСН собирали под свои знамена лучших командиров и инженеров, специалистов и хозяйственников, преподавателей и ученых из всех родов и видов войск. Одновременно в СССР с начала 60-тидесятых идёт скоротечное сокращение других видов вооруженных сил: режутся автогеном реактивные самолеты и морские корабли, без содержания увольняются сотни тысяч обманутых государством пехотинцев, танкистов, летчиков… На что рассчитывал Хрущев разваливая авиацию и флот? Конечно же на создаваемые ракетные войска, способные, как ему тогда казалось, самостоятельно решить исход любого противостояния. Он полностью поддался этой идеи, даже своего сына Сергея не мог представить в другой роли, как не ракетчика. Сын Сергей Никитич Хрущёв родился в 1935 году в Москве, закончил школу № 110 с золотой медалью, инженер ракетных систем, профессор, работал в ОКБ-52, которое возглавлял выдающийся советский ракетчик-конструктор Владимир Николаевич Челомей. С 1991 года живёт и преподаёт в США, ныне гражданин этого государства. У Сергея Никитича родилось двое сыновей — старший Никита, младший Сергей. Сергей живёт в Москве. Никита умер в 2007 году.
***
Из воспоминаний В.И.Варенникова: В декабре 1959, приблизительно через две-три недели после посещения моего «Рыбачего» полка, позвонил командарм 6-й Армии Лосик: — Товарищ Варенников, командующий войсками округа, положительно оценивая ваш труд на Рыбачьем, принял решение в порядке поощрения перевести вас снова на материк, как вы говорите, на Большую землю. Приказ уже состоялся, так что можете временно полк передать заместителю командира полка, а самому отправляться к новому месту службы. — А новое место службы — это где? — Это 61-й мотострелковый полк 131-й мотострелковой дивизии, что в Печенге. Сам полк стоит на 112-м километре по дороге от Мурманска в Печенгу, на магистральной дороге. Буквально в нескольких километрах от полка железнодорожная станция. Вы уже не будете чувствовать себя так оторванным от всего, как это, наверное, было на Рыбачьем. — Спасибо, товарищ командующий, за заботу. Когда я должен принять этот самый 61-й полк? — Пару дней вам на сдачу и сборы, а на третий день утром своим катером доберетесь в Мурманск. Здесь вас встретят и отвезут в Печенгу. — Задача ясна. Позвонив своему уже бывшему командиру дивизии генералу Чайке я доложил обстановку. Он минут пять чертыхался, перебирая косточки всем начальникам, а в заключение сказал: — 61-й полк это же дыра! Рыбачий — рай по сравнению со 112-м километром.
Вот так я «в порядке поощрения» попал фактически на четвертый полк. «Прощайте, скалистые горы!» — с особым чувством пел я в тот вечер. Я должен был переехать из Озерко в мурманский порт на ПОКе, поэтому эта песня тем более была кстати.
Прямо с Рыбачьего полковник Варенников едет через перешеек на материк, но не в саму Печенгу, а на 112-й километр: в семи километрах от Печенги и 112 километрах от Мурманска. Почитаем его воспоминания об этом 61-м Киркенесском полке: Если сравнить этот полк со всеми предыдущими, то в материально-бытовом отношении он был хуже всех, вместе взятых. Да и уровень подготовки в нем не блистал. На единственной дороге из Мурманска в Печенгу, во впадине между голых сопок прилепился небольшой военный поселок. Никаких ограждений и даже обозначения границ ни вокруг поселка, ни внутри не существовует. Где казарменная зона, где границы парка и стоянки машин, где тыловые объекты, где начинаются жилые дома офицерского состава и т. д. — не разберешь. Поэтому все «расплавилось», стерлось и не имеет своего «лица». Отсюда и отношение ко всему и ко всем — и к солдатам, и к офицерам, и к офицерским семьям, и к малочисленному гражданскому населению, и к двум имевшимся лошадям, к собакам и даже к чайкам, прилетавшим с залива Лиинахамари на местную помойку, — было одинаковое. Жизнь едва теплилась, а боевая учеба была такой, как пульс умирающего человека. Весь поселок состоял из сборнощитовых солдатских казарм и таких же сборнощитовых одно- и двухэтажных домов офицерского состава — с водой на улице и печным отоплением, как и в казармах. Единственное исключение представлял штаб полка — он располагался по другую сторону дороги в трех полуземлянках. В «кабинете» командира полка два на три метра были установлены однотумбовый письменный стол, стул, сейф на табуретке и старый замызганный клеенчатый диван с прорвавшимися наружу пружинами. Вместо окна — вмазанное в стену стекло. Что делать? Действительно, вскоре пришел легковой «газик» и крытый грузовик, куда мы сложили вещи. Мы тронулись в долгий путь. Зимой дороги хоть и расчищали хорошо, в том числе от Мурманска до Печенги, но двигаться можно было со скоростью 40—50 километров. Поэтому до своего 112-го километра мы добрались лишь вечером. У въезда в полк стояла будка снятая с машины. Ни забора, ни ворот. В окне будки просматривался слабый свет. Очевидно, от керосиновой лампы. Постучал — дверь открыл солдат. Я спросил его: «Где дежурный по полку?» Кто-то ответил: «Здесь». Я, конечно, удивился, но тут вошел среднего роста, но крепкого сложения капитан и четко представился: — Дежурный капитан Сидоренко. — Не дежурный, а дежурный по полку. А вообще-то, если по уставу — то: «Товарищ полковник, дежурный по полку капитан Сидоренко». — Так точно, товарищ полковник. А вы к кому? — Я — к вам. — К нам в полк или ко мне лично? — заулыбался капитан. — В полк, конечно. Я назначен командиром этого полка. Наконец, появился начальник штаба — подполковник Д. Песков, представился. Я многозначительно посмотрел на часы, давая ему понять, что жду его слишком долго, а затем дал задание. — Чтобы через полчаса у меня здесь был установлен телефон, по которому я мог бы говорить и с командиром дивизии, и со штабом армии в Мурманске, и, естественно, с каждым командиром батальона, и со всеми службами полка. — Со штабом армии нас соединяет только Печенгский узел связи, — вставил подполковник. — Второе, — продолжаю я, не обращая внимания на пояснение, — через час чтобы были телефонограммы в адрес командира 131-й мотострелковой дивизии и командующего 6-й армией, что я, в соответствии с приказом командующего войсками Северного военного округа (продиктовал номер и дату издания приказа), вступил в командование 61-м мотострелковым полком. — Но я должен доложить, у нас в полку пока нет никаких официальных документов. Так... один разговор на уровне второстепенных лиц. — Третье — завтра в 9.00 вы должны построить весь полк и доложить мне. Я выйду к полку и представлюсь в качестве его командира. — Товарищи офицеры! Мне довелось служить и командовать полками, которые находились приблизительно в таких условиях, как наш 61-й мотострелковый. Никто к нам не приходил и никто не создавал необходимых условий. Это мы все делали сами, своими руками. Всех, кто будет докладывать за свой участок, я прошу докладывать обстановку честно и оценить ее так, как оно есть на самом деле. Прошу иметь в виду, что, во-первых, за пределы нашего полка этот разговор не выйдет, и, во-вторых, никто не должен опасаться каких-то последствий. Только мы и все вместе решительно изменим обстановку в полку. Я вамобещаю это. Очень много говорили о материально-бытовых условиях. Мне стало ясно, что из перечисленного почти все может быть решено на месте, в полку. Поэтому договорились, что по ряду вопросов меры будут приняты уже сейчас, а по остальным — позже. А чтобы учесть все мнения и пожелания, решили провести через неделю офицерское собрание (не совещание, а именно собрание), к которому каждый должен основательно подготовиться и выступить открыто, не опасаясь последствий. Но к такому откровенному разговору офицеров, конечно, надо было готовить. И со временем он состоялся. Сверх моих ожиданий собрание офицеров оказалось чистым и честным. Истинно офицерским. А почему сверх моего ожидания? Да потому, что первоначально офицеры полка произвели на меня впечатление затурканных служак и молчунов. Сразу после построения полка и короткой моей речи, а также после торжественного прохождения я позвонил командиру дивизии генералу Ягленко. Телефонистка ответила, что комдив в штаб еще не прибыл. Тогда я попросил соединить меня с начальником штаба полковником Анатолием Николаевичем Прутовых. У нас состоялся разговор по поводу моего прибытия и вступления в должность. Оказалось, он мою телеграмму получил и доложил генералу о том, что я уже представился полку и приступил к работе. Что касается личной встречи, то генерал готов принять в 16.00. А если что-то изменится, он мне сообщит. Ровно в 16.00 я доложил командиру дивизии, что в командование полком вступил. Сорокалетний генерал Ягленко оказался ниже среднего роста, грузный, с большим, немного одутловатым лицом, глаза навыкате, говорил мягким басом, подвижный. В беседе быстро располагал к себе. Иногда взрывался, но быстро отходил и зла не держал. — Здравствуй, здравствуй, дорогой Валентин Иванович! Хорошо, что ты наконец приехал к нам. Вообще ты как ткачиха Валентина Гаганова — та все на отстающие участки и ты тоже. Придется тебя называть Валентиной Ивановной. Ну, ладно, рассказывай. Я подробно доложил обо всем, начиная с момента прибытия. -Фактически дивизия закрывает весь Норвежский участок (около 200 километров). Самый южный полк — это 257-й мотострелковый, стоит в Ахмалахти на реке Патса-йоки. «Там командует твой приятель Дубин, — пояснил Ягленко». За короткое время благоустройство полка в корне преобразилось. Особо мы гордились зданием штаба полка. Двухэтажное, с центральным отоплением, широким парадным входом, вестибюлем, широкой свободной лестницей, ведущей на второй этаж, с большими светлыми окнами, просторными кабинетами и залом заседаний. В общем, штаб был роскошный, даже с некоторыми излишествами. Когда мы обставили его новой мебелью (опять же за счет Заполярного) и переехали в новое здание, я пригласил командира и начальника штаба дивизии — посмотреть. Они откликнулись. Ягленко начал обходить вместе со мной здание, тщательно осматривая все своими выпученными глазами и, покашливая, приговаривал: «Вот дают, вот дают ребята». Закончив «экскурсию», вдруг «набросился» на начальника штаба дивизии полковника Прутовых: — Анатолий Николаевич, а почему штаб дивизии не осуществляет должного контроля не только за войсками, но даже за штабами? Почему в полку штаб занимает два этажа? Это, считай, на голову выше штаба дивизии? У нас-то одноэтажное здание. Кто разрешил? — Недосмотрели, товарищ генерал. — Вот так у вас всегда — то недосмотрели, то упустили. Что теперь делать? Разбирать второй этаж или нам надстраивать? Если нам, то надо еще два, чтобы всего было три этажа. Это справедливо. Ладно, посмотрим дальше и на втором этаже примем решение. Смотреть было на что — все было новенькое, чистое, светлое, мебель прекрасная. А главное — личный состав штаба выглядел блестяще: отутюженный, сияющий. Ягленко ходил, все ощупывал руками и искоса посматривал на меня. Затем поднялись на второй этаж, обошли несколько кабинетов. В кабинете командира полка (а перед этим — просторная приемная) Ягленко закурил, пригласил всех сесть и, сощурив глаза, спросил: — Валентин Иванович, а за какие денежки весь этот рай сделан? — Мир не без добрых людей, — скромно ответствовал я. — Это верно. Но, вообразим, приезжает прокурор и говорит: «Товарищ полковник, представьте все документы на это здание, в том числе кто и как профинансировал это строительство, откуда фондовые материалы». Ну, что ты скажешь? — Во-первых, считаю, что командир дивизии оградит полк от таких нападений (Ягленко в это время дернул головой и процедил: «Ишь ты!»). Во-вторых, все документы имеются. Естественно, некоторые нарушения инструкций есть, но — без крупных криминалов. В-третьих, в полку совершенно не было помещения для штаба. Сейчас можно посмотреть эти полуразрушенные землянки. Тут Ягленко, выслушав меня, обращается к Прутовых: — Анатолий Николаевич, а может, мы попросим Валентина Ивановича и нам надстроить хоть один этаж? Все равно ему отвечать! Все рассмеялись. Принесли чай. Командир и начальник штаба дивизии были не просто довольны, а шокированы. Они слышали, что у нас идет возня с благоустройством, но такого не ожидали: военный городок обнесен прекрасным ограждением, при выезде огромный КПП и механически открывающиеся ворота, широкая бетонированная дорога и через 10 — 12 метров, слева, — прекрасное здание штаба. Вторым огорчением в это же время был раздор между мной и заместителем командира дивизии полковником Пащенко, у которого я в свое время в Мурманске принимал 56-й стрелковый полк. Он нагрянул на наше полковое стрельбище в самый разгар работ по его электрификации. Фактически стрельбище было разворочено, а конца работам не видно. Мы договорились с соседним 10-м мотострелковым полком, что он будет выдавать нам два дня (пятницу и субботу) на период ремонта нашей учебной базы. Кроме того, у нас был стометровый тир, где постоянно стреляли из малокалиберного оружия. То есть навык не утрачивался. Но продолжать боевую учебу с таким стрельбищем, как у нас, нельзя. Представление мишени по старинке показывали солдаты из блиндажа, как говорится, дальше некуда. В то же время на дивизионном складе уже с год лежит огромное количество подъемников мишеней. Не было только кабельного хозяйства и пультов управления. Последние мы изготавливали сами, а кабель и провод нам дали моряки. Пащенко приехал и ахнул: — Вы что натворили? Кто дал вам право прекращать огневую подготовку? В самый разгар боевой учебы вы прекратили все стрельбы, и, когда они возобновятся, совершенно неизвестно! Вы меня игнорируете, но у командира дивизии вы спрашивали разрешение на переоборудование стрельбища? — Нет, не спрашивал. Это действительно моя ошибка. Но огневая подготовка в полку не прекращена. И я рассказал, как организована учеба и что примерно через полмесяца мы намерены стрельбище запустить. Пащенко схватился за голову: — А если нагрянет инспекция? Да и вообще, стрельбище не работает целый месяц! Где это видано?! Нет, к вам надо принимать меры. Только приступил руководить полком — и столько уже наворочал. Пащенко уехал, даже не попрощавшись. А я думал — звонить или не звонить командиру дивизии о скандале? Решил не звонить, но через два-три дня узнал от Анатолия Николаевича Прутовых, что Пащенко докладывал комдиву о нашем стрельбище. Прутовых ответил ему, что в отношении стрельбища ему действительно никто ничего не докладывал. Тогда Пащенко стал склонять комдива к решению проверить ход боевой подготовки в полку, но поддержки не получил. Комдив якобы сказал: «Рано. Тем более что по вопросам боевой готовности полк недавно проверила армия». Действительно, ещё на пятый-седьмой день моего пребывания в полку нас поднимали по тревоге, и мы выдвигались в запасный район сосредоточения, где получали боевую задачу. Руководил всем этим первый заместитель командующего армией генерал-майор Василий Иванович Давиденко, который когда-то в Мурманске командовал 67-й стрелковой дивизией. Опытный военачальник, глаз у него «набитый», сам быстро разбирается в обстановке и особенно в кадрах. Может «зажать» капитально вопросами и сложными задачами. Но если видит, что подчиненный старается решить эти задачи и не расползается, как парафин в жидком состоянии, то его поддерживает и даже помогает. Хорошее, но, к сожалению, редко встречающееся у начальства качество. Так вот, по тревоге мы вышли в назначенный район, однако много техники осталось и в парке, и по пути в район сосредоточения. Причин было много: неисправность двигателей и ходовой части, аккумуляторов, слабая подготовка механиков-водителей. Были и другие «грехи». А все это важнейший показатель. Мы его не выполнили, следовательно, не могли претендовать на положительную оценку. Это, конечно, было большим огорчением. Но мы сделали все, чтобы вытянуть и собрать технику в полевых условиях: натянув палатки, организовали ремонт техники, как на войне. Все это оказало влияние на проверяющих, и генерал Давиденко, делая разбор и подводя итоги, сказал, что фактически в оценку мы не вошли, но у комиссии сложилось твердое убеждение, что полк в ближайшее время подтянется. Конечно, не уложиться в оценку, а по существу получить двойку, радости мало. Но то, что нам верят и на нас надеются, на нашем моральном состоянии сказалось положительно. Однако вернемся к тому, что произошло у нас с Пащенко. К сожалению, вместо того чтобы помочь нам в реконструкции стрельбища, он старался при каждом случае «лягнуть» полк. Это не могло продолжаться бесконечно, и я вынужден был на первом же партактиве выступить и «влить» ему так, как он это заслужил. Внутренне я чувствовал, что делаю, наверное, не то — не следует затевать склоки и разбирательства, надо быть выше всего этого. Но если бы он касался лично меня — можно было бы молчать. Но когда огульно охаивается весь полк, причем постоянно, то терпеть этого было нельзя. Как бы то ни было, но время шло, и наши дела продвигались. Полк «заболел» борьбой за хороший быт и образцовый порядок. Кстати, обходя вечерами казармы (это было у меня правилом), я повстречал всех своих «субчиков», как их называл генерал Ягленко, которых при расформировании пулеметно-артиллерийского полка на Рыбачьем я отправил в 131-ю мотострелковую дивизию. Виктор Титович Ягленко как-то мне говорит: — Ну, вот, Валентин Иванович, собрал ты всех «отпетых» и сунул нам в дивизию. А я возьми — да всех их в 61-й полк. Кругом сопки, не сбегут. Это же не Печенга. А теперь вот ты и сам к нам пожаловал, и тоже в 61-й. Как же иначе? Надо к своим, их уже знаешь и работать легче. — Да ладно уж товарищ генерал. — Чего — ладно? А свой танк на завале помнишь? Знаешь поговорку: «Не плюй в колодец...»? Вот так-то.
( далее )
Все публикации от Никончук Николай Николаевич
|