Бирюзовец 66-71
Сайт выпускников 1-го факультета Рижского Высшего Командно-Инженерного
Краснознаменного училища имени Маршала Советского Союза Бирюзова С.С.
Схема г. Рига п. Лиласте

Посвящается нашим родителям, учителям и первым командирам, тем, кто прошел Великую Отечественную войну, не просто прошел, а победил, при этом остался жив и дал жизнь нам.

 

Терехов В.В. Записки ракетчика, ч.4

2022-02-08 17:20:53

Штаб дивизиона, или настоящие люди есть и будут
      Когда несколько месяцев назад, в середине 2021 года, я обнаружил в «Одноклассниках» фамилию «Костин» и фотографию мужчины с маленькой девочкой, я, конечно, сразу его узнал. Конечно, волосы седые, да и усов тогда не было. Но это, без сомнения, был тот самый Виктор Петрович Костин - начальник штаба второго дивизиона 433-й гвардейского ракетного ордена Красной звезды полка, куда меня назначили после академии.
      Конечно, я, за восемь лет службы, отлично знал организационно-штатную структуру полка с «63-м» комплексом.  В академии нам, естественно, давали штат «Пионерского» полка. Да и мои сокурсники много рассказывали об особенностях службы. Главным отличием, как правило, было то, что все полки размещались достаточно близко от дивизии. Естественно, для этого комплекса был создан и соответствующий штат.
      Если раньше я, как командир батареи, имел много автомобилей, мог самостоятельно организовать и перевозку личного состава и имущества, то теперь я, то же самое, делал в должности командира дивизиона. И казарма у меня была одна, и техники меньше, чем в батарее. Правда, ракет не две, а три, современнее и мощнее. Но и это было не главным. Главным, естественно, были люди.
      С политработниками у меня всегда были сложные отношения. И с замполитом дивизиона майором Курочкиным отношения были сложными. Некоторые мои «нововведения» он не одобрил. Его смутило то, что я называю подчиненных по имени-отчеству.   А моя идея провести анкетирование личного состава встретила категорическое неприятие: «Как можно спрашивать у подчиненных мнение о начальниках? Ведь солдат должен уважать командира, а они могут черти-что написать?»
       Не знаю, докладывал он об этом замполиту полка или нет, анкетирование я все равно провел и без замполита. Там ничего крамольного ни солдаты, ни офицеры не высказали. А многое из того, что написали в анкетах, потом подтвердилось.
       Отношение с главным инженером были нормальными. Того еженедельного регламента, который был на «63-м» комплексе, тут практически не было. Осмотр, «протирка снаружи» и проверка исходного при смене с боевого дежурства. Главные работы проводились при ежегодном регламенте на «техничке». Конечно, я у него много спрашивал про комплекс для сдачи на допуск. Да еще когда двигатель меняли, он много помогал. У него было свое сооружение, небольшой склад, где хранились брезентовые чехлы от агрегатов. Я хотел сделать там баньку. Не успел.
       Заместители по боевому управлению кроме дежурства больше ничего не делали. И все мои попытки заставить их что-то делать упирались в то, что: «на дежурстве, после смены отдыхает, подготовка к дежурству». Даже попытка чему-то у них научиться, опять-же, для сдачи на допуск, ни к чему не привела. От своих коллег, командиров дивизионов, я узнал, что «они ничего не хотят в этой жизни, обижены на все и всех, кроме себя, за то, что не повышают по службе» и ничего от них не добиться. И от заместителя командира дивизиона майора Макарова 304 гвардейского ракетного Краснознаменного полка они отличались, как небо и земля.
      Единственным светлым пятном в этом «штате дивизиона» был штаб. Начальник штаба майор Виктор Петрович Костин был светлым пятном в этом «болоте». А еще был начальник ПКП старший лейтенант Ярулин Газинур Мулланурович. Несмотря на свои 24 года и то, что звание «старший лейтенант» он получил совсем недавно, подготовка этого офицера вызывала уважение. Когда я попросил его рассказать мне какие боевые документы есть в дивизионе, он предложил не терять времени, а пройти на ПКП и на месте все посмотреть. В машине места было только для дежурной смены. Мы взяли несколько документов и вышли на улицу. Солдаты, по его указанию, уже поставили стол и два стула.
      Конечно, за один раз освоить эту науку было невозможно. Но через несколько дней я уже довольно сносно ориентировался в боевых документах. А Ярулин знал их до тонкостей. Не оставили мы без внимания и карты. В академии, по решению командира отделения Валеры Мишина все надписи на картах делал один человек. Поэтому «Рабочие карты» в нашем отделении всегда были лучшими на курсе. Но то, что я увидел теперь уже в моем дивизионе вызвало у меня уважение.
      - Вот только жаль, все переделывать надо, - с сожалением сказал Ярулин, - фамилию ни стереть, ни исправить нельзя. Ну ничего, не в первый раз.
      Сейчас я уже и не вспомню, когда они с Костиным переделали боевые документы. Знаю только, что я потратил немало времени, чтобы все подписать. А ведь они все переделывали практически вдвоем.
     Подготовка к сдаче на допуск к самостоятельной работе, кроме знания боевых документов, предполагала знание и умение работать на аппаратуре боевого управления. Собственно говоря, технической сложности работа не представляла. Пришел приказ – подтверди – и представь донесение. И все нажатием кнопок. Вот только каких, когда, почему и зачем, и еще много разных нюансов. И все это надо было знать на память. Читать инструкции было некогда.
     В Раквере Виталий Андреевич Панов несколько раз вызывал меня на КП дивизиона, рассказывал про аппаратуру, про приказы и сигналы. Но…А тут мне нужно было самому… Примерно через месяц Ярулин и Костин сказали, что я, в принципе, готов к несению дежурства. С некоторыми сложностями, допуск был получен. Но на первое дежурство я попросил Ярулина заступить со мной оператором. Ему, по должности, делать этого было нельзя, но я уговорил начальника штаба полка, и мы с Газинуром Муллануровичем заступили. Дежурство, насколько я помню, прошло нормально. Оценка, скорее всего, была хорошая. По крайней мере ни Жуков, ни начальник штаба полка не ругались.

     Прошло несколько месяцев после моего прихода в дивизион и мои отношения с Костиным и Ярулиным были, на мой взгляд, ближе, чем с другими офицерами. Я, как правило, обращался к офицерам по имени-отчеству. Но меня, несмотря на мои просьбы, обычно называли по званию.
      Я заступал на дежурство со штатными операторами. И одного из них я запомнил. Фамилия его Невмержицкий. После дежурства с ним я попросил Ярулина не ставить его ко мне в расчет. Я на мою просьбу Ярулин отреагировал очень своеобразно.
      - Владимир Витальевич, - это обращение было, все-таки, для меня немного необычно, а интонация, с которой это было сказано, передавала глубокую, боль, - а с кем я его поставлю? С ним никто дежурить не хочет.
      Это было для меня новостью. Меня на дежурстве он удивил сразу.
     На первых дежурствах я, в основном, изучал боевые документы. А когда немного набрался опыта, стал, как многие писать конспекты. Три тетради по марксистско-ленинской подготовке были нужны только замполитам. Но, не дай Бог, у тебя не найдут какого-нибудь конспекта. При этом, едва ли не главным было оформление.
     Мне, как и многим, названия работ писали солдаты с хорошим почерком. Были офицеры, которым и конспекты писали солдаты. Но если об этом узнавали политработники, «суровая кара пролетариата» обязательно настигала такого «новатора».  При этом содержание конспекта, как правило, никого не интересовало: есть и хорошо. Поэтому, не вдаваясь в суть работы, переписывали отдельные, часто далеко не самые важные, абзацы. Приветствовались подчеркивания разными цветными карандашами, пометки на полях и прочие атрибуты, говорящие о «творческом отношении к изучению трудов классиков марксизма-ленинизма». Одно могу сказать: спроси тогда, о чем та или иная работа – большинство не могло этого сказать.
     А Невмержицкий большую часть времени ничего не делал. Просто сидел и глядел «в потолок». На мои замечания, что нельзя бездельничать, он, как правило, брал какую-нибудь инструкцию, и делал вид, что читает. Иногда документ падал из рук, что говорило о том, что человек спит. Если он не бездельничал, то иногда пытался поговорить. Но и разговоры с ним не доставляли удовольствия.  Завистливый, со склочным характером, не напрягаясь «закладывал» своих товарищей.
    На дежурство каждый офицер и прапорщик брал «доппаёк». Как правило это были бутерброды, конфеты, печенье. Некоторые, в том числе и я, иногда брали что-то домашнее: котлетки, курочку печёную, вареную картошку в мундирах. Как правило вечером доставали продукты и ели вскладчину. Если связистом дежурил солдат, и его обязательно приглашали к столу.  
    «Невмер», так его называли, иногда даже «в глаза», на моей памяти не брал ничего. По мне бы и ладно, но некоторые относились к этому очень неоднозначно. И, все-таки, главным было его отношение к службе, к товарищам.  
     Об этом я узнал не только на собственном опыте, но и по рассказам офицеров. Пришлось сказать Ярулину, что я, как командир, не имею права отказываться, надо - пусть ставит со мной.
     Виктор Петрович Костин, непосредственный начальник Ярулина и первый заместитель командира дивизиона, приехал в Тагил из Сары-озека. Это небольшой поселок в Казахстане, где стоял ракетный полк.
     В дивизионе он знал и умел все. Когда мне надо было объехать полевые позиции, со мной поехали Костин и Ярулин. Не скажу, что я запомнил все, но то, что за три дня мы проехали, наверное, не одну сотню километров, съели не одну банку тушенки, был и спирт. Хорошо, что не пришлось показывать позиции ни одному проверяющему.
      Не было вопроса, на которые Костин не мог ответить. Уже потом, будучи начальником штаба полка, я понял, что это за «дьявольская работа». Но у меня в штабе были заместители и помощники. А Виктор Петрович и Газинур Мулланурович выполняли почти эту же работу вдвоем.
     Когда Таня перешла работать в вертолетную эскадрилью, она уже на второй день сказала, что единственный настоящий офицер у вертолетчиков – Костин.  
     Увы, у нас часто не ценят настоящих, грамотных офицеров и порядочных людей. Виктор Петрович до самого увольнения был начальником штаба вертолетной эскадрильи.
     А после увольнения учил детей, водил их в походы, показывая личным примером, как надо жить по-настоящему, как надо любить людей, свою страну. И дай Бог, чтобы таких людей было побольше.
     Газинур Мулланурович всего добился сам. Самый молодой в РВСН начальник КП ракетной армии, полковник. И это в «лихие девяностые», когда армия была на пороге развала, когда офицеров считали дармоедами, когда ходить по городу Москве (да, наверное, и по другим городам) в форме было опасно для жизни, когда увольняли без квартир, а на выходное пособие, размером в несколько окладов, с трудом, добавив, можно было купить стиральную машину.
    Может быть эти «Записки ракетчика» когда-нибудь увидят свет. Но, даже если это прочитают только те, про которых тут написано и моя семья, работа проделана не зря.
    Спасибо Вам, мои сослуживцы, за то, что Вы были и есть в моей жизни.

Одни сутки из жизни начальника штаба ракетного полка
    

Фото 29. 9 мая 1984 года. На торжественном построении офицеры 142 гвардейского ракетного Рославльского Краснознаменного полка.

    Учения подходили к концу. Яркое мартовское солнце 1984 года и искрящийся под ним снег поднимали настроение. Я, был тогда начальником штаба 142 гвардейского ракетного Рославльского Краснознаменного полка, который располагался на 5 площадке 42 ракетной дивизии в Нижнем Тагиле. В этой должности я работал с октября 1983 года. Мой подвижный командный пункт (ПКП) нес боевое дежурство на учебных полевых позициях под Невьянском, а ракетные дивизионы дежурили на учебных полевых боевых позициях. Я стоял возле машины-общежития и ждал. Несколько минут назад мне доложили, что генерал, ночевавший на ПКП, проснулся и умывается.
     - И чего не спится старику, ведь лег далеко за полночь, - подумал я.
    На фоне моих 33 с небольшим лет, 47-летний генерал Крыжко Алексей Леонтьевич, командир Нижнетагильской дивизии, казался стариком. Накануне с утра он прилетел на ПКП месте с группой офицеров, заслушал доклады начальников служб полка, а потом сказал командиру полка подполковнику Никитину: «Ты, Сергей Валерьевич, занимайся по плану, а мы с твоим начальником штаба походим, посмотрим, побеседуем. Интересно, чему сейчас в Академии учат».

 
32.Награждается ст.л-т Мазуров Валерий Михайлович. Приятно работать с толковым офицером

Перспектива провести день с генералом меня не очень огорчила. Крыжко был нормальный мужик. Пунктуальный, строгий и решительный, он был одновременно прост в общении и не злопамятен. И все-же…Начальство затем и нужно, чтобы искать и находить недостатки.
   День, проведенный с командиром дивизии, был, конечно, очень тяжелым. Не пропустив ни одного мало-мальски важного места на полевой позиции, генерал ни разу не повысил голоса, благодарил за службу солдат и офицеров. Вопросы, которые он задавал мне, были самыми разными. Боевая готовность и все, что касалось людей, техники и боевых документов мне были не страшны. Недостатки, а они, конечно, были, указывал так, чтобы при подчиненных не только не оскорбить, но даже и не упрекнуть молодого начальника штаба.
    Так прошло время до обеда. Зная, что генерал не терпит показухи, тыловики накормили его как всех, без излишеств, по норме, но сытно и вкусно. А то, что «чай должен кипеть на губах» знали в дивизии все.
    За обедом генерал вопросов не задавал, понимая, что отвечающий останется голодным. После обеда, сказав, что у начальника штаба нет времени на перекур, а сам он не курил, пошел в штабную машину.
    - Дайте характеристику района  - приказал генерал.
    - Ну, тут нет проблем , - подумал я и начал доклад.
    Крыжко слушал не перебивая, изредка делал пометки в блокноте. Коротко и ясно. Так он требовал.
    - Доклад закончил, - последняя фраза прозвучала, когда секундомер, запущенный мной по привычке, заканчивал отсчет восьмой минуты.
    - Район ты знаешь неплохо, но доклад надо сократить на треть. Ведь я не дилетант, тоже кое-что знаю, - сказал Крыжко с улыбкой, - Пойдем на воздух, там еще поговорим.
   Разговор на воздухе занял без малого три часа. Назвать это экзаменом было-бы неправильно. Экзамен обычно сдают по конкретной дисциплине, а тут были вопросы и о международном положении, и о вероятном противнике, и еще много о чем. Как бы между делом генерал просил охарактеризовать того или иного офицера, и не только управления полка, но и подразделений. Были вопросы и об офицерах штаба дивизии, как они работают, оказывают-ли помощь.
   - Ты пойми, если я посылаю к вам людей, то не только для того, чтобы накопать недостатков. Тут ума не надо. Ведь если есть недостатки, значит и мы плохо работаем. Почему недостатки появились, кто виноват, а, главное, что сделать, чтобы их в дальнейшем не было. Вот главная задача. А приехать, накопать и поставить двойку и дурак может.
   - Вашими бы устами, - подумал я.
   За всю свою службу я знал, что «оказание помощи», а тем более проверки заканчивались не разбором, а разносом, да еще чем ни будь «строгим» «в приказе». И офицеры управления полка приходили, порой, в подразделения этакими «американскими наблюдателями». А на поверку оказывалось, что причина возникновения недостатков была в плохой работе штаба и служб полка.
   - Ты учись, скоро полком командовать будешь. Хочешь быть командиром полка?
  Такой вопрос мне еще никто не задавал.
  - Да ведь я только полгода как начальник штаба, - ответил я.
  - Не только, а уже полгода, - поправил генерал, а на вопрос надо отвечать чётко и ясно.
  - Хочу, сказал я, только подучиться надо.
  - Вот я и говорю, учись. У командира, у его замов, да и подчиненных не забывай. Вон у тебя ЗНШ (заместитель начальника штаба) майор Масленников. Он на планировании «собаку съел». А начальник КП майор Шум – хоть и бывают у него проколы, особенно с машбюро, а документы толковые, а карты какие!
  - Да, Шум режим не любит, - подумал я, - но генерал откуда это знает?
  - Ладно, иди, работай, а я пойду отдохну после ужина.
  За день, проведенный с командиром дивизии, накопилось много вопросов, решать которые пришлось до глубокой ночи.
  - Нормальный мужик, Крыжко, - подумал я.
  Гадать, что он придумает назавтра, было бесполезно, поэтому в данной ситуации самым разумным было немного поспать.
  Посыльный разбудил, как и приказывал, в шесть часов. Быстро умылся, оделся и вышел на улицу. Погода была, как и накануне, хорошая, только облаков чуть больше. На ПКП доложили, что ночь прошла спокойно, командир отдыхает до 9 часов и приказал утром встретить и покормить генерала. Генерал вышел из машины-общежития бодрый и свежий.
  - Хорошо у тебя отдыхать, тепло, воздух свежий, вот только комфорта маловато, - сказал Крыжко после рукопожатия.
  - Телевизоров маленьких нет, а большой в купе не войдет, - ответил я.
  - Да я не об этом. Вот приезжает к тебе внезапно, неважно кто, начальник или нет, а в тумбочке ни пасты, ни мыла, ни щётки сапожной, - сказал Крыжко. - Что, разве сложно пару-тройку комплектов купить на всякий случай?
  - Думать надо, когда в поле едешь, - буркнул я и осекся. Я вспомнил, что генерал приехал даже без портфеля, - Виноват. Товарищ генерал, будет сделано.
  - Да я не о себе, это элемент культуры и заботы о людях. Вдруг у человека времени не было домой зайти, а ты сразу «думать надо».
  Хорошее настроение сразу пропало, и даже завтрак, как всегда, отменный, и чай с лимоном, его не подняли. После завтрака генерал пошел на ПКП, долго разговаривал по телефону с КП дивизии. Из разговора стало ясно, что генерал пробудет в полку до обеда. А к 9.30 вызвал вертолет, собирался куда-то лететь. Командиры дивизионов ждали генерала, но сориентировать конкретно никого не удалось. Час на ПКП прошел незаметно. Генерал продолжал задавать вопросы и мне и офицерам дежурной смены. Ответами остался доволен.
   С поста боевого охранения доложили о приближении, а затем и посадке вертолета. Мы на ПКП узнали об этом от пилотов чуть раньше, но генерал отметил вслух грамотность доклада солдата.
   - Хорошо, что офицера туда послал, - подумал я.
   Так бы солдат и доложил и азимут, и высоту, и скорость полета, и бортовой номер, и то, что это наши. Похоже, генерал не заметил этой маленькой хитрости.
   - Ты отметь своих подчиненных, чей солдат, кто обучал грамотным действиям, - сказал генерал, одеваясь и продолжил, - Полетишь со мной к Волкову, в третий дивизион, посмотрим, готов ли он к повышению.
   То, что генерал летит к Волкову, обрадовало всех. Это был очень опытный и умный командир одного из лучших дивизионов в дивизии. У него всегда было все нормально. Вопросов лишних не задавал, а сам был готов ответить на любой. Вопрос о его повышении стоял давно, но ставить его замом командира полка Крыжко не хотел. Он забирал его начальником школы сержантов, поэтому приходилось ждать, когда старый начальник уйдет на пенсию по возрасту.
   Взлетели, сделали круг над позицией.
   - Надо кое-где поправить маскировку, - подумал я.
   В полете генерал разговаривал с комэском, который пилотировал вертолет.
   - Где мы, покажи по карте, - вопрос застал врасплох, но я взглянул в окно и сразу указал точку на карте и направление полета.
   - Правильно? - спросил генерал в комэска, и получив утвердительный ответ продолжил, - Сейчас у Волкова маскировку проверим. У тебя на ПКП не все нормально.
   Я промолчал. Вроде не приглядывался, а все заметил.
   Подлетели к большому полю. Вдали темнел лес, где и располагался дивизион Волкова.
   - Покажи, где Волков стоит, - сказал Крыжко.
   - Товарищ генерал, Вы же маскировку проверить  собирались, а если знать, то и проверять не надо.
   - А противник, что, не знает? Уже больше недели стоят. С самолета не навести, облака, а по пеленгу передатчиков или по спутникам увидел давно. Ну ладно, сам буду искать, - сказал генерал и стал вглядываться в лес.
   - Командир дивизиона на связи,- сказал комэск, - докладывает, что посадочную площадку перенес, готов её развернуть.
   - А почему до сих пор не развернули, - спросил у меня генерал.
   - Я приказал не демаскировать заранее, пусть заодно потренируют расчет в развертывания ВПП.
   - Вон они, вижу, - сказал генерал, - плохо замаскировались.
   - Да они нас уже давно бы из пулемета сбили, они нас должны были сбить еще на середине поля. Проверим по журналу на ПКП. В 10.18 не позднее, они нас должны были засечь, а через минуты полторы – сбить. Давайте на ПКП проверим, кто-кого. Вон, комэск доложил, что видит позицию», - сказал я.
   - Так он на тебя работает, думаешь не понимаю? Меня проводите, ты ж ему бутылку поставишь за то, что не обнаружил.
     То, что генерал говорил это, повернувшись спиной к иллюминатору, было мне на руку. Когда генерал сказал: «Вон они, вижу», я тоже увидел в иллюминатор на другой стороне. Нет, не плохо замаскированные агрегаты. На заснеженном поле я увидел огромные, метров 100 на 100 буквы «ДМБ-84». И поэтому сразу попытался отвлечь генерала от иллюминаторов. Если бы он увидел это, не видать Волкову повышения, как своих ушей. Ведь наверняка, вытаптывали эти буквы молодые солдаты по указанию дембелей майского призыва. Разглядеть их с земли было практически невозможно. Только поднявшись на высокое дерево, да еще поглядев в бинокль «наоборот» можно было увидеть эту надпись. Очевидно и комэск увидел буквы. Вертолет резко пошел на снижение.
    - Быстро ВПП развернули, - сказал комэск.
    - Хвали, хвали, - ответил ему генерал, и обращаясь ко мне сказал, - Я с Волковым поработаю, а ты по своему плану.
    - Есть, товарищ генерал, разрешите начальника штаба забрать? - спросил я. Генерал молча кивнул.
    Вертолет коснулся земли, двигатель заглох. К вертолету подошли командир дивизиона, начальник штаба и замполит. Четкий доклад, и вот уже комдив и Волков идут к лесу на позицию дивизиона.
    - Здравствуйте, Анатолий Иванович, - поприветствовал я начальника штаба дивизиона майора Козуб, - Пусть командиры работают, а мы с вами займемся охраной. Прикажите собрать всех увольняемых в мае, снять со всех постов.
    Начальник штаба удивленно посмотрел на меня и спросил: «Время и место сбора?»
    - Не знают они про буквы, - подумал я, - Ведь, наверное, не одну ночь их вытаптывали. Эх, ребята, когда же мы эту неуставщину изживем. Когда же будет править не «дед», а мы, командиры. И это в самом лучшем дивизионе, а что твориться в остальных?
    - Соберите в 10.40 на выходе из леса, на третьем посту, - сказал я, - С оружием, боеприпасы не выдавать. И начальника караула сюда, прямо сейчас.
     Козуб еще больше удивился, но вопросов задавать не стал, а быстро пошел к караульному помещению.
  

 Фото 30. СПУ «Пионер» и ракета 15Ж42.
  

 Через пятнадцать минут около одной из палаток собрались все увольняемые в мае. Я не стал выяснять, кто заставил молодых солдат «написать» на снегу про ДМБ. Назначил из 10 человек двух старших групп, поставил задачу атаковать противника и определил направление атаки. А еще через пять минут все увольняемые с криком «УРА» бегали по полю и уничтожали следы своей активности. А в мае, когда пришел срок увольнения, от третьего дивизиона ни в первую, ни во вторую «партию» никто из увольняемых не поехал. Волков ушел в школу сержантов, а через полтора года и я ушел. И стал командиром полка. Первого полка, вооруженного комплексом «ТОПОЛЬ».
      А в 1988 году я уже в Академии передавал свой опыт слушателям. И вспоминал, иногда, об этом случае.


Японский зонтик
        Если бы мы знали, что последует за вызовом на совещание к командиру дивизии. А на то совещание генерал-майор Крыжко вызвал командира, начальника штаба, начальника инженерной службы и начальника связи полка. Мы ехали и обсуждали: зачем? Все оказалось, как всегда, просто. Предстояло перевооружение на новую технику. Это сейчас по телевизору открыто говорят, что такие-то полки в такой-то дивизии перевооружаются на такой-то ракетный комплекс. Нас сначала под роспись предупредили о неразглашении государственной тайны, потом сказали, что никаких записей не делать, и только потом зачитали документы про комплекс «Тополь». Это было не только интересно, но сложно и очень ответственно. Мне, как начальнику штаба полка, была поставлена задача по выбору полевых позиций. Сначала мы с командиром и начальником инженерной службы полка провели предварительное изучение назначенного нам позиционного района по карте. Но, естественно, без выезда на местность обойтись было невозможно.
      Поездки по Свердловской области зимой, да и в другие времена года, дело нелегкое. Хороших дорог мало, а плохие нам были не нужны. В общем, это была задача, в которой неизвестных было много, а решение нужно было найти быстро и, при этом, единственно правильное. И начались мои поездки «в поле». Два дежурства в месяц на КП полка никто не отменял, и как минимум десять дней я проводил в поле. Уже после двух поездок я собрал группу офицеров и прапорщиков, с которыми ездить было безопасно. Кроме навыков водителей, как оказалось, первостепенную роль играла личная дисциплинированность. Уже на первом выезде несколько водителей позволили себе «злоупотребить». Пришлось расстаться. Нет, мы не были «трезвенниками». Но одно дело по сто грамм вечером, под хороший горячий ужин. А когда наутро надо ехать, а от него «несет, как от спиртзавода», это мне не подходило. Была перед первым выездом проблема с продуктами. Начальник тыла предложил взять не сухпайки, а продукты «россыпью». Но я, как первый заместитель командира полка ответил, что тогда поваром будет он сам, а начпрод его будет посуду мыть. Командир посмеялся, но сказал, что такой вариант хорош, но надо выдать сухпайки.   
      Начальник штаба дивизии мне, как, наверное, и другим моим коллегам из других полков, частенько говорил: «Терехов, что там ездить так долго, враз до НЯМНЯНСКА (так он называл город Невьянск) долетел, вокруг поездил и домой».   Но «враз» не получалось ни у кого. К весне работы прибавилось. Надо было проводить проверку позиций в инженерном отношении и проверять связь. Количество привлекаемых людей и техники увеличилось, как и количество секретных документов и оружия, которые надо было возить с собой.
     Когда я, будучи студентом, ездил в стройотряды, я заметил одну интересную особенность: в маленьких деревнях часто можно было свободно купить то, чего в городе днем с огнем не сыскать. Это были хорошие книги, бытовые приборы, и еще много нужных вещей. После первой поездки я доложил об этом командиру полка. И далее на каждый выезд нам ставилась задача по закупке нужных для полка материалов. Это была краска, фанера, древесно-волокнистые плиты, потолочное покрытие, гвозди, шурупы, различные пленки и еще много чего. А на свои деньги мы покупали и привозили домой пылесосы, стиральные машины, телевизоры, одежду, а иногда и дефицитные консервы, и продукты. Сейчас это кажется странным, но тогда вместо слова «купить» часто использовалось слово «достать». Вот и «доставали» за свои деньги мы в отдаленных селах для полка, для себя и товарищей много разных полезных вещей.
     Выезд в конце февраля 1985 года я запомнил особенно хорошо. Мы заканчивали важный этап большой работы и хотели вернуться домой перед восьмым марта. Естественно, все думали, какой подарок привезти женам и дочерям. На первой ночевке я предложил написать список, кому и что искать. У каждого был такой список. В тот год я решил подарить супруге японский зонтик-автомат. Естественно, в первую очередь мы выполняли основную работу. Но зайти на пять минут в магазин было несложно. Да и водителям требовался отдых. Группа машин под моим руководством уже готовилась возвращаться к месту сбора, когда по связи на меня вышла одна из групп. Дабы упростить общение и соблюдать режим секретности, мы отказались от всяких позывных и называли друг друга по имени и отчеству.
     - Владимир Витальевич, это Петров, я нашел то, что Вы просили. Деньги есть, могу купить.
      Я еще раз переспросил: «Японский, автомат?»
      Ответ был положительный. Я, конечно, обрадовался, подарок есть, это хорошо. Приехали на место сбора, поставили машины. Я заслушал доклады командиров групп и предложил поужинать. Когда официальная часть закончилась, подошел Петров. Он был толковым водителем и, наверное, хорошим семьянином. Подарки жене он привозил из каждой поездки, то духи, то какой-нибудь платочек или еще какую-то безделушку. Он достал из пакета зонтик и нажал на кнопку. Зонт открылся, нажал еще раз-зонт, как положено, наполовину сложился. Он закрыл его полностью и подал мне. Я еще раз проверил работу, когда один из водителей попросил: «Можно я попробую?» Я передал ему зонт, он раскрыл и закрыл его, а когда складывал, вдруг удивленно сказал: «А это что такое?»
И он показал торец зонта. «Это что, на японских зонтиках теперь тоже «знак качества ставят?» - спросил он.
     Это было неожиданно, но на торцевой заглушке стоял знаменитый пятиугольник.
     - Петров, ты что купил?» - спросил он.
     Петров и еще один прапорщик, который вместе с ним заходил в магазин, в один голос утверждали, что на ценнике в магазине было написано «зонт японский, автомат». Все, кто был рядом смеялись, предлагали сточить знак. Но я, чтобы не расстраивать покупателя, сразу отдал деньги и сказал: «Может не заметит сразу, а потом что-нибудь придумаю».
     Через несколько дней, утром восьмого марта мы вернулись в полк, сдали оружие и документы и поехали домой. А через день перед построением полка к Петрову подходили офицеры и прапорщики и просили рассказать, где это продают японские зонтики со знаком качества.
   
     
Тюльпаны
     Лето 1986 года мы провели на северном полигоне в Мирном. У местных, по поводу лета, была шутка «лето у нас холодное, но короткое». И то, и другое было не про тот год. Было очень жарко, а приближения осени не чувствовалось. Когда стало ясно, что обучение подходит к концу, а технику мы не получим, я принял решение отправлять офицеров в отпуск.
    Ведь почти все молодые лейтенанты, которые пришли в полк сразу из училищ, в отпусках не были. Подписывая один отпускной билет, я увидел, что офицер едет в отпуск в Одессу. Я пригласил его, а для разговора мы вышли на улицу, в «курилку».
Как оказалось, его родители живут на Черемушках, недалеко от моего дома. А едет он, чтобы жениться на одесситке. И хотя фраза «курица - не птица, одесситка - не жена» ему хорошо знакома, это его не останавливает. Они знакомы еще со школы. Я пожелал ему хорошей дороги, хорошо погулять на свадьбе и пообещал, что комнату ему организую.
    Сидевшие рядом офицеры начали расспрашивать его про Одессу, про школу, про то, как она ждала его все пять лет учебы в училище. Рассказ неоднократно прерывался смехом. Особенно рассмешил сослуживцев случай про то, как он лазил по соседским садам и каждый день приносил ей цветы, чем смущал её, подруг и одноклассников.
    - А какие цветы? - спросил я. И когда услышал, что это были тюльпаны, сказал, что я тоже за ними лазил по садам. Это удивило офицеров: «Как, Вы лазили по садам?»
    И тогда я вспомнил, как это было и рассказал следующую историю.
    Весна 1965 года была теплой. Мы с родителями жили в небольшом городке Бернау, недалеко от Берлина. Отец служил в ГСВГ (группа Советских войск в Германии). А я заканчивал восьмой класс.    
   Каждое утро мы с одноклассником, Серёгой Хромовым, бегали. Он, до приезда в Германию, занимался в спортивной школе бегом на средние дистанции. А приехав в наш военный городок предложил мне тоже бегать. Я пристрастился. Сначала, естественно, было тяжело, но к весне три километра утром уже не казались чем-то тяжелым. Мы постоянно меняли маршрут, и скоро детально знали все окрестные улицы.
   Надо сказать, что у немцев, часто, были совсем небольшие участки, типа дачи. Там была небольшая беседка, несколько фруктовых деревьев и много цветов. А в качестве декоративного забора были аккуратно постриженные кусты, высотой чуть выше колена. Они приезжали на эти участки, садились в беседку, пили кофе из термоса и играли в карты. Яблоки или груши могли висеть до самой зимы. Да и цветы они не рвали. Мы правда, до одного случая, тоже не лазили по этим садам.
Однажды наш одноклассник, Володя Ниц, рассказал, что ему нравится девочка из пятого класса. Мы, конечно, посмотрели на неё, и одобрили. Я не знаю, как протекали их отношения, но перед Первомайскими праздниками Вова сказал, что хочет подарить Оле, так звали девочку, цветы.
    В городе был, конечно, цветочный магазин, но Серёга предложил другой вариант.
    - Лучше угости её мороженым, или на каруселях покатайтесь, а цветы мы тебе обеспечим, - сказал ему Сергей.
     Я не понял сначала, как это «мы обеспечим». А когда мы с Серым остались вдвоем, он сказал: «Ты помнишь, сколько тюльпанов мы видели? Немцы не обеднеют, если мы у них десяток позаимствуем».
    Сказано – сделано. На следующий день, на очередной пробежке, мы определили, где самые лучшие тюльпаны.
    Первого мая мы, как обычно, побежали. Маршрут изменили, чтобы непонятно было, из какого военного городка мы бежим. Хотя, при желании, найти нас было несложно. Вот и нужный нам участок. Мы аккуратно прошли сквозь забор-кустарник и начали рвать цветы.   Выбирали только самые большие и красивые, старались ступать аккуратно по дорожкам, чтобы не помять.
   Тюльпаны, когда их срывали, трескались так, что казалось, этот треск слышен во всем городе. Мы не знали, сколько надо Володе цветов. У меня уже был добрый десяток, когда я поднял глаза от цветов и повернулся к Сергею. Я хотел сказать, что, наверное, уже хватит, но увидел за Сергеем, на соседнем участке, метрах в пяти от нас, пожилого немца. Он, видно, что-то делал у себя, когда увидел нас, и подошел совсем близко.
    - Серый, немец, бежим, - негромко сказал я.
    Серёга оглянулся, резко повернулся и побежал за мной. Не знаю, почему, но бежали мы не по цветам, а по дорожке, хотя это был не самый короткий путь. На ходу снимая куртки, мы завернули в них цветы. Бежать по городу с цветами был опасно. Мы, конечно, не представляли, что могло ждать наших родителей, сообщи немцы и нашем «налете».
    Мы пробежали больше километра, кружили, скрывая маршрут. Наконец прибежали к месту, где решили спрятать цветы. До школы было недалеко, но вблизи жилых домов не было, только автострада и небольшой лесок. Завернув цветы в спрятанные заранее газеты и присыпав «схрон» листьями, так же кругами побежали домой.
    Помывшись и позавтракав, вместе с Серёгой и другими одноклассниками пошли в школу. Володя уже ждал нас. Уточнив, что цветы ему нужны прямо сейчас, мы, через несколько минут вручили ему огромный букет.
    Как состоялось вручение, мы не видели. Но после торжественных мероприятий все пошли в город. Володя с Олей гуляли вместе, отдельно от всех, ели мороженое, но цветов у девочки не было. Нам хоть и было интересно, но Вова на наши вопросы не отвечал.
    Мой рассказ привел офицеров в восторг. Для многих было откровением, что спокойный обычно командир полка в детстве был как все, немного спортсмен, немного хулиган.


Гайка
    Существует много способов, как добиться наилучших показателей в организации жизни и быта личного состава подразделений. Естественно, во-первых, должно быть одинаково организованно всестороннее обеспечение. Во-вторых, должны быть одинаковые критерии оценки, чтобы не было любимчиков и «всех остальных». В-третьих, необходимо обеспечить обученность командного состава подразделений. Наверное, есть еще много факторов, влияющих на жизнь и быт. И все равно, при прочих равных условиях, личный состав одного подразделения – Орлы, а другого – воробьи. Конечно, главным человеком в каждом подразделении, является командир. И его образование, звание, срок службы, как правило, не играет решающего значения. Главным, на мой взгляд, является, пусть это не покажется пафосным, любовь к службе. Только она, в сочетании с образованием и трудолюбием, рождает из лейтенанта настоящего командира. И неважно, кем он командует.
     Сначала, естественно для РВСН, это будет отделение, потом батарея или группа, и так до самых высоких должностей.
    Если во главе угла жизненной позиции командира будет только «Устав», ничего хорошего из этого не получится. Хотя, к сожалению, бывают командиры, попавшие на свою должность совершенно случайно. И начинается это еще до поступления в училище. Потом, случайно, поступил в академию, а после академии минимальная для выпускника должность – командир дивизиона. А когда и с «уставом» у этого человека не все в порядке, тогда и его подчиненным и его начальникам совсем плохо. Вот такого командира дивизиона прислали ко мне в полк после выпуска из академии в 1986 году. Служить «из-под палки», да еще на такой должности и ему самому было, наверное, сложно. А про командование полка я не говорю. Назначили без нашего согласия – наше дело воспитывать, учить, помогать. В армии говорят: не можешь - научим, не хочешь - заставим. Но для командира ракетного дивизиона «не хочешь - заставим» совсем не подходит. Фамилия его была Новокрещенов. Уже значительно позже, работая преподавателем, я узнал, какие «фортели» он выкидывал на занятиях. Но будучи командиром полка, мне хватало его вот этих самых «фортелей» с избытком.
 

 Фото 31.Гаврилов С.М., Мазуров В.М., Рачинский Н.Ф., Терехов В.В. Новокрещенов С.Г., Руденко С.В.

       Как я говорил в начале своего повествования, для улучшения жизни и быта личного состава использовали много способов. На совещании, в присутствии командиров дивизионов и заместителей командира полка мы поручали командирам подготовить какое-нибудь мероприятие. Это не было чем-то особенным. Завтрак, обед, ужин, развод караула, осмотр оружия, обслуживание техники, работа группы разведки на позиции, управление колонной машин и так далее. Таких мероприятий в плане боевой подготовки, распорядке дня или расписании занятий можно было найти множество. Как правило, проведение этих мероприятий не требовало чего-то сверхъестественного. Их подготовка и проведение должны были повседневно иметь место в расписании занятий и распорядке дня. Отличием было только то, что на этих занятиях присутствовали только командиры дивизионов и командир полка. Мои заместители и другие офицеры управления полка только обеспечивали подготовку. А вот оценку проведенного мероприятия давали только командиры дивизионов. А когда тебя оценивает не начальство, а твои товарищи, это самая точная оценка. Такие мероприятия мы проводили и в пункте постоянной дислокации, и когда полк дежурил на полевых позициях. Естественно, дежурство в поле накладывало определенные ограничения на характер проводимых мероприятий. Организация жизни и быта на полевых позициях всегда была делом непростым. В то же время, без особых усилий можно было посмотреть организацию питания, отдыха, культурного досуга, даже помывки личного состава. При определении, кто будет проводить показ приема пищи мы использовали лотерею. На листочках написали «завтрак», «обед» и «ужин» и предложили командирам вытянуть листки. Командиру второго дивизиона капитану Мазурову достался «завтрак». Майор Новокрещенов, который командовал первым дивизионом, достал «обед», а майор Гаврилов, командир третьего дивизиона, вытянул «ужин». Оттягивать не стали, решили, что завтрак попробуем уже на следующий день, а обед и ужин будем пробовать еще через день. Существенным ограничением было не выходить за рамки меню-раскладки, утвержденного для каждого дивизиона на неделю. Расстояние между полевыми позициями дивизионов было небольшое. В установленное время я встретил Гаврилова и Новокрещенова и поехали к Мазурову. Перед въездным КПП на позицию дорогу перегородила огромная куча веток, кустов, небольших деревьев. Я вышел из машины и через несколько секунд из-за этой кучи появился солдат в маскхалате, каске и с автоматом. Он доложил, что сейчас прибудет начальник караула, а без него пустить не может. Я не стал ничего говорить. Появился начальник караула, доложил и приказал открыть дорогу. Куча, как по льду, отодвинулась в сторону, при этом на дороге не осталось ни одной ветки. Мы заехали на позицию и поставили машину на стоянку. Прибежал Мазуров, доложил и сразу пригласил на завтрак. Я, конечно, уже был у него на позиции и заходил в каждую палатку и каждую машину. А вот для Гаврилова и Новокрещенова все было внове. Мы подошли к палатке, возле которой был небольшой умывальник, а на доске висело несколько чистых полотенец. Внутри палатки, которая была солдатской столовой, был натянут идеально белый «намет». Обычно такой «намет» устанавливали зимой, для утепления. Но, как оказалось, летом он предохранял помещение от перегрева. А белизна создавала небольшой уют. На столах, в бутылках из-под молока, стояли полевые цветы. На входе висела документация. Нас встретил прапорщик в белоснежной куртке с повязкой. Он начал докладывать, но я остановил его жестом руки. Солдаты, завтракавшие в столовой, встали, но я, по-домашнему сказал: «Доброе утро, приятного аппетита, кушайте, пожалуйста». Прапорщик пригласил нас к столу. По меню-раскладке на завтрак были макароны с мясной поджаркой, хлеб, масло и чай с сахаром. Однако на столах стояли стаканы с молоком и на тарелках нарезанные батоны. На вопрос, откуда, Валерий Михайлович Мазуров с улыбкой сказал: «Прапорщик местный, - он сделал паузу, а я вставил, - Ионов?». Мазуров кивнул. Гаврилов промолчал, а Новокрещенов, скривившись, сказал:
     - Так это не по меню-раскладке.
     - А инициативу проявлять никто не запрещал, или Вас в академии этому не учили? - я посмотрел на Новокрещенова.
     - Это не инициатива, а нарушение закона. Он что, бензин или солярку на это все променял? Или солдат с боевого дежурства в село послал?
     - Зачем с боевого дежурства, - парировал Мазуров, - сейчас усиление на занято, а помочь на ферме убраться – святое дело. Народ и армия едины.
     Гаврилов улыбнулся и что-то вполголоса сказал Мазурову. Тот кивнул.
     - У Гаврилова не было прапорщиков из местных, наверное, договорятся с Мазуровым, - подумал я про себя, а вслух сказал, - А у Вас, Новокрещенов, между прочим, тоже есть местные прапорщики, или Вы не знаете?
     - Знаю, - сказал он, - Степанов и Волков.
     - Вот и дерзайте, поговорите с Мазуровым, со своими прапорщиками, я не возражаю. Только чтобы все было как положено, инструктаж по мерам безопасности, контроль, медик и так далее. Если вопросы после беседы с Мазуровым останутся, подходите, поговорим. Мы завтракать будем или только разговорами сыты? - останавливая беседу спросил я у Валерия Михайловича.
     Мазуров кивнул, дежурный по столовой тоже и в зал вошел солдат с подносом, одетый в такую же, как у прапорщика, белоснежную куртку. На подносе стояли четыре тарелки с макаронами. Сбоку от макарон горкой лежало мясо.  Прапорщик брал по одной тарелке и ставил на стол. Я с удовольствием съел макароны, намазал кусок хлеба маслом и, откусывая по кусочку, запил этот бутерброд горячим сладким чаем.  Дождался, пока все поели, поблагодарили дежурного и Мазурова. Я сделал запись в книге контроля. Вышли из палатки, закурили. Мазуров смотрел на меня, а я сказал:
    - Ну что, командиры, как завтрак и столовая?
    - Отличная столовая и отличный завтрак, - сказал Гаврилов, - но у меня будет не хуже.
    - Один раз для командира полка такую показуху любой сделает. Это ж не каждый день в такой одежде, - с недовольством изрек Новокрещенов.
    - А вы спросите у людей, как у них было вчера, - защищая Мазурова, сказал я.
    - Да скажут, что надо, - опять не унимался командир первого дивизиона.
    - Я на прошлой неделе ужинал у Валерия Михайловича, без звонка приехал, все было точно так же, - сказал я, - если хочешь, все можно сделать, так что завтра Вы нам и покажете, как у Вас.
   

 

 Фото 32.Награждается ст.л-т Мазуров Валерий Михайлович. Приятно работать с толковым офицером

     Я еще раз поблагодарил Мазурова, попросил его остаться с командирами, показать им всю позицию, охранение и другие вопросы. Зашел в машину подготовки и пуска, поговорил с офицерами дежурной смены, сделал запись и уехал. На ПКП полка рассказал офицерам, как организовано питание у Мазурова. Все слушали с пониманием и одобрительно отмечали, что у него всегда все по высшему разряду.
   На следующий день, в назначенное время, забрав на маршруте Мазурова и Гаврилова, мы приехали на позицию первого дивизиона. Солдат на въездном КПП открыл шлагбаум, не спрашивая ни у кого. Мы проехали на позицию, поставили машину в тень деревьев. Никто не встречал. Наконец, из машины - общежития вышел заспанный заместитель командира дивизиона.  Доложив, что дивизион дежурит «как положено», спросил, что мы будем проверять.  
   - А где командир? - спросил я.
   - Отдыхает, наверное, - был ответ.
   Приехавшие со мной командиры с улыбкой переглянулись. Прошло еще минут пять, когда, наконец, неспешно пришел заспанный Новокрещенов. Сейчас уже и не вспомню, кто и за что назвал его «вождь краснокожих». Естественно, на настоящего вождя индейцев он не тянул, поэтому осталось только «вождь». Так, я слышал, называли его подчиненные, так, иногда, называли его даже офицеры управления дивизии. Он подошел, что-то доложил, и опустив руку от фуражки, молча стал смотреть то на меня, то на Гаврилова и Мазурова.  
   - Новокрещенов, вы что, больны? - спросил я, - или забыли, что Вы сегодня должны показать?
   - Я здоров, и не забыл. Наверное, все готово, сейчас узнаю, разрешите? - он повернулся ко мне.
  - Да уж, сделайте одолжение, - сказал я. За все время службы такого случая, чтобы в согласованное время приехал старший начальник, а подчиненный спал, я припомнить не мог. Прошло несколько минут. Новокрещенов вернулся и сказал, что все готово, можно обедать. Назвать эту палатку столовой можно было с большим натягом. Прапорщик, дежурный по столовой, в грязных сапогах и без повязки, что-то доложил и удивился, что мы будем обедать в солдатской столовой. Прибежал солдат, какой-то тряпкой наскоро протер стол и скамейки. Принесли тарелку с хлебом, тарелку с квашеной капустой и ложки. Взяв ложку, я почувствовал на ней следы жира. «А что, ложки после завтрака не мыли?» - спросил я у дежурного.
    Он взял одну ложку, потом собрал все и вышел. Через пару минут вернулся и положил на стол новые ложки, наверное, недавно полученные со склада. Было видно, что ими никто не пользовался. Скорее всего их не мыли, но эти были хоть не жирные. Затем принесли на подносе тарелки с первым блюдом. В документации, которая висела перед палаткой, было написано, что на первое готовили борщ на мясном бульоне. Содержимое тарелок, действительно, было красноватого цвета. Понимая, что капусту из общей тарелки есть некультурно, приступили к пробе первого блюда.  Борщ был горячий, пришлось немного подождать, пока остынет. На вкус блюдо отдаленно напоминало борщ, в тарелке была и картошка, и капуста, и свекла. Наверное, я бы съел всю тарелку, если бы сидевший рядом Гаврилов вдруг не чертыхнулся и не выложил из ложки прямо на стол небольшую гайку.  Он не успел сказать ни слова, как сидевший рядом Мазуров выловил из своей тарелки болт, размером в пол-ложки.
    - Сергей Григорьевич, это откуда в котле запчасти? - спросил он у Новокрещенова. Тот сидел напротив нас, держал ложку, но есть не приступал.
    - Да, не придется, видно, нам сегодня вкусно пообедать, - сказал Гаврилов, - борщ с запчастями в меню-раскладке не значится.
    - Пойдемте в офицерскую столовую, - как ни в чем не бывало, сказал Новокрещенов.  
    - Да нет уж, увольте, - сказал я, - мы поедем ко мне, на ПКП полка, там и пообедаем. Хорошо, что солдат еще не накормили этим супом с гайками. Первое блюдо вылить в помойку, обед задержать на два часа. Дежурного по столовой и повара от работы отстранить. Через час приедет зам. по тылу полка и начпрод, без них приготовление пищи не начинать. Посуду для приготовления и приема пищи всю перемыть и ошпарить. Все запомнили или повторить под запись?
     Новокрещенов пробормотал, что все понятно. Было видно, что он не сильно расстроен таким поворотом.  Я зашел в машину подготовки и пуска и, по телефону, отдал необходимые распоряжения командиру дежурных сил полка. Затем подошел к машине, где стояли Мазуров и Гаврилов. Закурили. Что-то говорить было лишне. Гаврилов, который не курил, тем не менее заметил:
    - Даже посидеть негде, а уж про место для курения и говорить не приходится.
    - Разрешите, я к себе поеду? - спросил Мазуров.  
    - Я Вас завезу, раз не хотите у меня пообедать, - сказал я, и, обращаясь к Гаврилову, спросил, - а Вы, Сергей Михайлович, тоже хотите к себе поехать?
    - С вашего разрешения, я к Валерию Михайловичу заеду, надо кое-какие вопросы решить, - сказал Гаврилов.  
    - А что с этим обедом будем делать? - спросил я у командиров.
    - Да замов его надо драть, бездельниками стали. А у Мальцева работали нормально, - сказал Гаврилов. - Мальцев сдал «вождю» хороший дивизион.
    Он осекся, поняв, как назвал Новокрещенова. Но я сделал вид, что не расслышал.
    Об этом случае, естественно, узнали все в полку. И если бы этот обед был самым большим недостатком в работе Новокрещенова. Еще год, до самого моего перевода из полка в академию, мне пришлось работать с этим командиром.


Лейтенанты

 

Фото 33. АПУ (автономная пусковая установка) «Тополь», «апушка», так мы её ласково называли.

     В 1986 году, наконец, появился просвет в жизни полка. После снятия полка с боевого дежурства в 1985году, полного безделья, имитации оборудования учебно-материальной базы, мы, наконец, поехали учиться на полигон в Мирный. Это сейчас Плесецк, как и многие другие точки на карте, где размещаются Ракетные войска, известен всему миру. Нам же запрещалось говорить куда и зачем мы едем. Поскольку офицеров в полку было меньше, чем требовалось по новому штату, специально для моего полка без защиты дипломов из училищ выпустили почти сто лейтенантов. А через неделю мы уже ехали в эшелоне в Плесецк. До этого мне не приходилось бывать на полигонах, но многие офицеры бывали на полигоне Капустин Яр. Из их рассказов я понял, что там нас считают только поставщиками леса, спирта, топлива и солдат для грязных хозяйственных работ. На станции в городке нас встретил начальник учебного центра. Разместились офицеры и солдаты в одной казарме, но на разных этажах. Я и заместители заняли небольшую комнату. Наутро начальник центра назначил строевой смотр. Проверка была несложной.  До отъезда нас неоднократно муштровали проверки командира дивизии. Транспортные машины сразу поступили в распоряжение начальника учебного центра. Мои возражения не принимались. «Вас надо кормить, обстирывать, мыть в бане, извольте обеспечивать себя сами», - так объяснял начальник центра.
      Занятия проходили на территории центра в течении шести часов до обеда. А после обеда еще три часа самоподготовки. Занятия, которые проводили офицеры учебного центра мне, как и другим офицерам, не нравились. Это была простая читка инструкций, на вопросы отвечали с трудом, а иногда не отвечали совсем. А вот когда занятия проводили представители промышленности, это было совсем другое дело. Люди, которые разрабатывали технику, знали её до тонкостей. Вопросов, на которые они не могли ответить, не было. После нескольких занятий я собрал офицеров и обратил внимание на качество преподавания гражданскими специалистами. Я попросил ребят быть на этих занятиях предельно внимательными, все записывать и задавать побольше вопросов. А если будет надо организовать встречу в «неформальной» обстановке, я помогу. И лейтенанты учились, записывали, спрашивали. Компьютерная техника тогда даже не начиналась, она была на зачаточном уровне. Но несколько лейтенантов были в этом плане подготовлены настолько хорошо, что поражались даже опытные промышленники.

 

Фото 34. 804 ракетный полк заступил на боевое дежурство 28 апреля 1987 года

       Закончился период обучения. Полк получил технику и заступил на боевое дежурство. Сдали проверку ГИМО, отдежурили в поле. Конечно, неисправности иногда появлялись, но, как правило их устраняли без особого труда. Может эта нормальная работа техники и расслабила некоторых офицеров.
       Обычно, если это был нормальный рабочий день, без учений, ночных занятий по вождению или стрельб, я уезжал из полка примерно в половине девятого вечера. Так было и в тот день. Я сидел в кабинете и что-то читал, когда зазвонил телефон ЗАС. Командир дежурных сил полка говорил о какой-то неисправности в третьем дивизионе. На КП полка стало ясно, что причина отказа –неправильные действия расчета. В составе дежурной смены было два офицера, которые на полигоне проявили себя как лучшие специалисты. Их срочно вызвали на КП. Выслушав доклад с третьего дивизиона, они сразу подтвердили, что расчет допустил серьезную ошибку. Исправить её практически нельзя, а вот сделать так, чтобы расчет не могли обвинить было можно. Была, правда, одна закавыка: все действия расчета фиксировались на ленте записывающего устройства. Но делать было нечего, решили рискнуть.
      Что там делали молодые офицеры, сейчас уже и не важно. Но они сделали так, что причина неисправности – неправильные действия расчета, была скрыта. Ленту записывающего устройства заменили. Начальник штаба полка организовал внеплановое уничтожение документов, в число которых попала и злополучная лента. После этого вызвали представителей промышленности.    
Приехав, они были удивлены, что лента записывающего устройства заменена и потребовали старую. А когда узнали, что старой ленты нет, ругались очень сильно. Долго проверяли, но расчет, естественно, ничего не знал. Когда работали лейтенанты, расчет сидел за их спиной с открытыми ртами. Долго промыслы (так мы называли представителей промышленности) пытались разобраться, но причину неисправности так и не нашли. И только когда один из них, просматривая журнал, увидел фамилию одного из лейтенантов, он все понял. Он вспомнил полигон, занятия, на которых отвечал на вопросы этого офицера и закончив устранение сделал запись в журнале: «Молодец (далее была написана фамилия одного из офицеров), не зря я тебя на полигоне учил».     

«Встречают по одежке…»
 
      «Встречают по одежке…» - это и про армию тоже. При этом кроме «одежки» солдат, сержантов, прапорщиков и офицеров большое внимание уделяют и внешнему виду территории полка.
     Это сейчас уже перед отправкой призывников в части им выдают одежду, обувь и другие предметы. А раньше призывники, одетые далеко не в самую хорошую одежду, прибывали в полк, где и получали все виды обмундирования. Иногда нужный размера одежды подобрать не удавалось. И тогда солдат, как правило очень небольшого роста и худой, получал одежду, которая висела на нем, как мешок.  
     Ушить часто было невозможно. И тогда первый год был для него труден не только потому, что солдат молодой. Внешний вид у такого солдата тоже соответствовал его положению в подразделении.
     Надо сказать, что отношение к военной форме у разных солдат были разные. Некоторые носили форму с удовольствием и даже щегольски. Особенно это проявлялось по мере прохождения службы.
    Обычно те, кому оставалось служить полгода, выглядели более молодцевато, чем молодые. И не только потому, что форму они подбирали более тщательно. Обычно они были более спортивными, физически более подготовленными. Часто они сами, обычной иголкой с ниткой так ушивали форму, что она выглядела, как хорошо пошитый костюм, пусть и из недорогой ткани.
    А еще очень много зависело от того, где жил призывник до армии. Ребята сельские были, как правило, более привычны к тяжелой работе, более физически развиты. Да и достаток в сельских семьях был, мягко говоря, весьма скромный. И «на гражданке», до армии, эти ребята носили сапоги, гимнастерки, бушлаты и ватники. И к форме относились бережно. Может сейчас это покажется странным, может быть даже диким, но бывали случаи, когда солдат в армии первый раз увидел простыню и наволочку.
    Не забуду осень 1977 года. Наш полк тогда проверяла комиссия Главкома. Я уже два года командовал стартовой батареей. На этой проверке моя батарея через сутки стояла в суточном наряде. Сюда входил не только наряд по батарее, но и солдатская и офицерская столовые, автопарк, патрули, учебный корпус. Поэтому многие вопросы проверки проходили без нашего участия.
    Одним из наиболее сложных этапов проверки был строевой смотр. И не только потому, что строевая была далеко не самым любимым предметом ракетчиков. Подогнать форму одежды, проклеймить, расположить правильно погоны, петлицы, эмблемы, лычки вроде было несложно. Вот только уже на другой день это все было нарушено. Кто-то, особенно из числа старослужащих, считал, что шеврон на рукаве должен быть выше или ниже, а лычки на тряпичные, а металлические, а клеймо на шинели вместе с карманом оторвалось, а шапка у него «дембельская» и клейма на ней быть не должно. Да и у молодых солдат были «прибамбасы».
    Весной 1977 года ко мне в батарею пришел солдат по фамилии Салахов. Небольшого роста татарин из маленького села, по-русски говорил плохо. Мы с офицерами долго думали, куда его поставить. Решили, что во втором отделении ему можно найти применение. Парнишка оказался не только очень трудолюбивым, но и смышленым. Он быстро освоил несложные действия номера расчета двигательного отделения и на КЗ работал с удовольствием. Сначала он не мог поверить, что мы действительно можем готовить к пуску боевую ракету. Но когда я показал ему и другим солдатам весеннего призыва боевые ракеты в нашей «двойке», они стали работать еще более уверенно и гордились своей службой в РВСН.
     Накануне строевого смотра я, вместе с другими офицерами, проверил всю форму, в которой десять солдат будут стоять на строевом смотре. Все было отлично. Песню мы пели хорошо, строем тоже ходили неплохо, а индивидуальную строевую подготовку у нас не проверяли.
     Утром, в день смотра, в казарме я еще раз осмотрел всех солдат и остался доволен внешним видом. Время было, и я приказал разойтись и разрешил «перекурить». Если бы я знал, к чему это может привести.
     Пришло время выходить на плац. Старшина вывел личный состав из казармы, офицеры стали в голову строя и по моей команде батарея пошла на плац.
    Строевой смотр начался с доклада командира полка генералу, возглавлявшему проверку. После приветствия к подразделениям подошли проверяющие. Я вручил подполковнику строевую записку и перестроил батарею в одношереножный строй для проверки внешнего вида. Подполковник прошел вдоль строя и осмотрел внешний вид каждого солдата, кроме Салахова. Тот стоял с левого края, и подполковник к нему не подошел. Перестроились, показали строевые приемы на месте, подполковник задал пару вопросов офицерам, спросил есть ли жалобы и заявления. Отозвал меня в сторону и задал несколько вопросов. Подполковник остался доволен. Подразделения прошли с песней, потом торжественным маршем и разошлись по подразделениям.
    В казарме старшина построил сержантов и солдат. Я поблагодарил всех за хорошую оценку и приказал раздеться и повесить шинели. Как я оказался рядом с Салаховым, сейчас уже и не вспомнить. Но когда он снял шинель, я был поражен. Вместо чистого, выглаженного обмундирования на нем были грязные засаленные брюки и такая же гимнастерка. На мой вопрос, что это такое, он, нисколько не удивившись ответил, что на улице дождь со снегом и чистое обмундирование могло помяться и испачкаться.
    Стоявшие рядом солдаты и офицеры от души хохотали, а бедный Салахов не мог понять, над чем они смеются. Ни старшина, ни другие солдаты, а тем более офицеры не могли понять, когда он успел переодеться. Уже в канцелярии между собой офицеры смеясь говорили, что сказал бы проверяющий, увидев такого солдата на строевом смотре. Уж какой был бы «бледный вид» у меня, я и представить себе не мог.  За много лет службы второго такого случая у меня не было, а когда я рассказывал об этом, друзья хохотали от души.
   Про уборку территории в воинских частях ходит столько слухов, что можно написать книгу. И окраска зеленой краской травы или белой сугробов только самая верхняя часть «айсберга».  Мне ни разу не приходилось красить траву или снег. Но то, что территория должна быть всегда чистой, а дороги вычищены до бетона, я понял уже с первой недели службы в армии. Прямо с утра, независимо от времени года, несколько человек из каждого подразделения направлялись для уборки территории. Даже если было ночное КЗ, территория должна была быть вычищена.
    Особое внимание уделялось стартовой позиции. Однажды я, увидев, как солдаты чистят лед на старте, предложил посыпать его солью. Хорошо, что предложил не комбату, а кому-то из сержантов. Они категорически отказались, сказав, что комбат запрещает использовать соль. У своих товарищей, молодых офицеров, я узнал, что соль разрушает бетон, который покрывал стартовую позицию. И, если бы с момента строительства старт чистили бы с помощью соли, бетон давно   превратился бы в пыль. Поэтому, если вдруг на старте образовывался лед, например, вечером дождь, а ночью заморозки, весь личный состав батареи прямо с подъема, вместо зарядки бежал (да, не шел, а бежал) на старт, на склады спецтоплив, в автопарк и чистил территорию от снега и льда «до бетона», именно так и говорили, и делали.
     Лед соскребали лопатами, а если он был толстый, то отбивали специальными «приборами», которые называли «петушок». На конец лома приваривали топор так, чтобы режущая кромка была внизу. Конечно, этот «прибор» был значительно тяжелее лопаты, но толстый лед колоть было проще.

Фото 35. «Петушок»
Если снег шел сутками, то старт и дороги чистили практически круглосуточно. Машин со скребками в полку не было. Правда, будучи зампотехом в четвертой батарее у Глазачева, мне удалось получить механический снегоочиститель с мотоциклетным двигателем. Но настраивать его не было времени и специалистов. А после назначения комбатом я, естественно, забрал этот агрегат к себе в батарею. Нашелся и специалист. Один из солдат до армии занимался мотоспортом. Он быстро нашел неисправность в двигателе, и снегоочиститель заработал.   
     Прямо со старта снег улетал через вал, высотой более 2,5 метра. И работа существенно облегчилась. Правда, после него приходилось подметать старт, но это было намного проще, чем вытаскивать снег со старта на брезентовых плащпалатках.
Увы, проработал агрегат недолго. В двигатель надо было постоянно доливать масло. Один из недисциплинированных солдат без разрешения завел двигатель, не долив масла. Двигатель проработал несколько минут и заглох. Отремонтировать его, в связи с отсутствием необходимых деталей, не удалось.

(продолжение в ч.5)   

 
 

РВКИКУ71.РФ

Любое использование информации и объектов без письменнного предварительного согласия правообладателя не допускается
и преследуется по Закону, согласно статье 300 ГК РФ.